С Б-жьей помощью

VI

Геры и гиюр в новое время

Гиюр репатриантов из бывшего Советского Союза

Рав Рафаэль ОСТРОФ

В прошлом году произошло беспрецендентное событие: проблема гиюра вышла на первые страницы газет как главный вопрос израильского общества. Комиссия Неемана, деятельность которой долго занимала израильскую общественность, в начале своей деятельности в самом общем плане рассматривавшая различные течения в иудаизме, в конце концов тоже сосредоточилась только на одной проблеме, а именно: гиюре репатриантов из Советского Союза. Это видно из названия публикации о результатах работы: «Отчет и рекомендации комиссии о консолидации идей и предложений на тему: гиюр в Израиле».

Мы не располагаем точными данными о масштабах «репатриации неевреев» начиная с 1989 г., однако представляется, что если тогда все были потрясены словами тогдашнего министра абсорбции, раввина Ицхака Переца, — «около 30 процентов репатриантов — неевреи», то сегодня даже те, кто склонен преуменьшать эту цифру, признают, что доля неевреев в среди нынешних репатриантов колеблется вокруг 50 процентов. Человека, знакомого с реальным положением в Советском Союзе, это не должно удивлять: если число смешанных браков в прошлом составляло там 60 — 70 процентов, то теперь число неевреев среди олим должно быть сравнимо с ним (точнее, несколько меньше, ведь наличие в семье неевреев — одна из причин отказа от репатриации).

«Ну и что же?» — такой вопрос мы не раз слышали в ответ на сказанное выше. Это, мол, индивидуальные особенности данной алии, необходимо признать и узаконить этот факт. Среди населения Израиля возникла особая группа репатриантов из бывшего Советского Союза, включающая в себя известное число неевреев, и она станет отдельным культурным течением в нашей среде.

Я также признаю этот факт — факт «смешанной алии». Ведь еще мудрецы Талмуда предсказали это, сказав: «Всевышний отправил в изгнание Израиль только для того, чтобы присоединились к нему геры»[1]. Речь, без сомнения, идет не только о герах «во имя Небес». Результатом изгнания явится ассимиляция евреев среди окружающих народов, а в конце изгнания сыны Израиля вернутся домой вместе с нееврейскими членами семьи, так, как мы видим это сегодня.

Ясно, что в будущем уже не будет волн репатриации, состоящих из только одних евреев, как во времена становления государства Израиль. Это верно в отношении репатриации евреев из Советского Союза в прошлые года, и это безусловно верно в отношении будущей репатриации из Соединенных Штатов. Сегодняшняя проблема гиюра и признания еврейской национальности членов смешанных семей, семей реформистов и консерваторов — ничто по сравнению с теми проблемами, которые встанут в связи с массовой репатриацией из США, если она начнется.

Уже прошло около десяти лет с тех пор, как распахнулись ворота Советского Союза и началась массовая эмиграция. Алия из бывшего Советского Союза последних лет значительно отличается от первых волн репатриации и по масштабу, и по составу. Каждый, кто желал или был принужден уехать, уехал в первые годы репатриции и прибыл в Израиль. Остались те, кто стремился уехать в другую страну и не получил соответствующего разрешения или пытался обеспечить себе экономическое благосостояние в стране рождения, но эти надежды не оправдались, что и явилось причиной репатриации. Иногда это члены смешанных семей, раньше опасавшиеся репатриации, но пришедшие к заключению, что препятствие это не столь уж велико, чтобы с ним считаться. Эти группы придают весьма своеобразный оттенок алие последних двух лет, нам же следует уделить особое внимание последней из этих групп.

Подход к решению проблемы гиюра репатриантов из России зависит от общего взгляда на то, должен ли Израиль иметь облик еврейского государства. Вопрос еврейской идентификации вообще стал сейчас одной из наиболее важных для израильского общества проблем. Многие задаются вопросом о том, в какой мере их израильское гражданство подразумевает принадлежность к иудаизму. Являются ли они евреями и израильтянами? Или прежде всего израильтянами, а уж потом евреями? Или, может быть, они прежде всего — люди, а уж потом — израильтяне, аужпотом — евреи (если являются ими вообще)?

Вопросы эти еще больше обостряются для человека, абсолютно незнакомого с еврейской культурой, и в особенности — если один из его родителей нееврей. «Кто я — еврей-русский или русский еврей? Еврейско-русско-израильский сын человечества?» Эти и подобные им вопросы способны совершенно запутать и сбить с толку. В случае, если человек, безразлично еврей или нееврей в галахическом плане, страдал от проявлений антисемитизма в стране, где родился, а в Израиле мучается от того, что его называют «русским» или «гоем», это может привести к настоящей трагедии.

Вопрос национальной самоидентификации, стоящий перед отдельной личностью, как капля воды отражает проблему национальной идентификации самого государства Израиль. Те же самые вопросы, которые возникают применительно к гражданину страны, можно задать и по отношению ко всему государству. Израильское ли это государство — или еврейское? Или же просто государство, часть населения которого, безразлично большая или меньшая, евреи?..

Сегодня вокруг этого вопроса в израильском обществе ведутся бурные дискуссии, однако мне кажется, что я не ошибусь, если скажу: подавляющее большинство еврейского населения Израиля желает государства еврейского, демократического, но притом специфически еврейского. Только в чем должна проявляться эта специфика — каждый видит по-своему. Некоторые удовлетворятся тем, что суббота, а не воскресенье, будет общегосударственным днем отдыха, однако хотят, чтобы торговые центры в этот день продолжали работать, другие — желают, чтобы Израиль абсолютно во всем следовал Галахе; новым репатриантам тоже есть что сказать по этому поводу. Если (предположим это только в качестве примера) репатрианты-неевреи потребуют, чтобы общегосударственным днем отдыха было объявлено воскресенье, это уже будет нарушением всеизраильского консенсуса, существовавшего с момента провозглашения государства до сегодняшнего дня.

Этот пример иллюстрирует новую реальность, в которой известный процент неевреев, живущих в Израиле и обладающих всеми гражданскими правами, способен стать угрозой для еврейского характера государства и нарушить и без того неустойчивое равновесие между различными группами населения...

Прочитав все эти строки, многие скажут: «Ну? Чего же ждет раввинат? Нужно загнать всех этих олим-неевреев в море, заставить их окунуться в воду и провозгласить над ними три раза: «Вы — евреи!» — и тем самым разрешить эту проблему!» Но это отнюдь не выход. Только осознав проблему во всей ее сложности, возможно, по моему мнению, приблизиться к ее решению. Только настоящий гиюр может предложить выход из кризиса идентификации новым репатриантам и навсегда ликвидировать ощущение чуже-родности, причиняющее мучения олим в их новой стране.

Дополнительный аргумент в пользу того, что гиюр должен быть актом чрезвычайной важности, является тот факт, что процесс гиюра — это движение в одну сторону. Человек, прошедший гиюр, уже не может вернуться к своей прежней религии или к своим прежним убеждениям. Возможность отмены гиюра настолько мала, что ее как бы и не существует, и причина этого очень проста: жизненная позиция человека и его самоидентификация должны быть безусловно ясны как для него самого, так и для тех, кто находится в его ближайшем окружении.

Ныне существуют десятки ульпанов для подготовки к гиюру, рассыпанные по всей стране, — почти в каждом месте концентрации новых репатриантов. В послеобенные часы, по окончании рабочего дня, в них преподают историю народа Израиля и Галаху, историю государства Израиль, Танах, основы религии и этики. В некоторых ульпанах преподавание ведется исключительно на русском языке, в мире и согласии, на уровне, соответствующем степени интеллигентности учеников. Из поступающих туда подавляющее большинство приходит отнюдь не «во имя Небес»: их желание — успешно абсорбироваться в стране, и гиюр — одна из задач, которые они считают нужным решить. Почти все они желают, чтобы в графе «национальность» (напоминающей о пресловутой «пятой графе») в их документах было записано «еврей». Однако заканчивающие этот курс (а это — большинство учащихся) выходят из ульпана, уже гораздо лучше представляя себе, что представляет собой народ, к которому они присоединяются.

После этого они предстают перед раввинским судом (бейт-дином), который занимается только проблемами гиюра и деятельность которого гораздо ближе к воспитанию и образованию, чем к юриспруденции. Судьи знакомятся с кандидатами на гиюр, с их биографией, узнают причины, по которым они приехали в страну, с пониманием встречают их стремление пройти гиюр, к каждому относятся приветливо и доброжелательно. Этот бейт-дин — последняя инстанция, решающая вопрос о приеме данного человека в среду еврейского народа.

У каждой страны сегодня есть определенные законы о приеме иммигрантов. Даже те, кому посчастливилось уже получить гражданство в одной из стран западного мира, обязаны, кроме этого, пройти еще какой-то экзамен — наподобие того, который в США проходят желающие получить «грин кард» (разрешение на работу).

В государстве Израиль, в принципе, нет законов о приеме иммигрантов, и нееврей не может получить израильское гражданство — разве что он член семьи еврея. Однако, в отличие от получения гражданства в государстве, для того чтобы «получить гражданство» в еврейском народе, необходимо пройти экзамен более трудный — и к тому же экзамен не на познания в каком-то предмете, а на самый образ жизни.

Я всегда объясняю учащимся ульпана, что иудаизм — это определенный образ жизни. Причина того, что американский еврей готов вытащить из кошелька сто долларов и отдать Джойнту, чтобы старому еврею на Украине (которого он, скорее всего, никогда в жизни не встретит) послали продовольственную посылку, состоит в самой сути иудаизма, который определяет особый образ жизни, полный добра и милосердия. Иудаизм — не только философия, религия и этическая теория. Иудаизм — это совершенно определенный образ жизни. Согласно Торе, еврейство находит свое выражение в исполнении заповедей, касающихся взаимоотношений как с Творцом, так и с другими людьми.

Человек, желающий присоединиться к еврейскому народу, должен быть готовым исполнять эту миссию и передавать ее следующим поколениям.

Практически бейт-дин считается с индивидуальными особенностями каждого кандидата на гиюр. Одно дело — гой из Западной Европы, увидевший свет Торы и потому решивший стать гером, другое дело — сын еврея и нееврейки, который до сих пор искренне считал себя евреем и вел еврейский образ жизни, а в Израиле узнал, что согласно Галахе он нееврей; иное дело — нееврейка, жена еврея, оставившая своих родственников и свою родину и последовавшая за своим мужем в еврейскую страну. В подобных случаях мотивация гиюра понятна и вполне приемлема.

Окончание процесса гиюра — торжественное заявление кандидата перед лицом бейт-дина о его вере в Бога и готовности исполнять Его заповеди, для мужчин — обрезание и очищение в микве, для женщин, понятно, только последнее. С этого момента человек становится совершенно равным еврею по рождению. И даже более того: в десятках мест Тора остерегает от небреж-

ного и пренебрежительного отношения к геру и предписывает заботиться о нем и беречь его. В противоположность общепринятому у большинства народов, в иудаизме гер обладает большими правами, нежели природный еврей.

Я признаю, что ордоксальный гиюр непригоден и не может быть пригоден для нуждающейся в нем огромной массы выходцев из бывшего Советского Союза. Однако у меня нет решения этой проблемы. В той же самой мере по причинам, упомянутым выше, я не вижу выхода и в «другом» гиюре, который идет по любому другому пути. Гиюр дает возможности и механизм сближения не только неевреев-репатриантов с израильтянами, но, главным образом, сближения различных взглядов на культуру и общество. В этом сближении остро нуждаются и репатрианты-евреи, часть которых невероятно далека от всего, что связано с государством Израиль, тем более — с иудаизмом. Я верю, что посредством гиюра возможно осуществить это сближение.

Мы надеемся, что с помощью упорядоченного гиюра будут решены серьезные проблемы, которые стоят в государстве Израиль как перед новыми репатриантами, так и перед старожилами, мало-помалу образующими единое общество.

Апрель 1998

Из сведений, сообщенных Рамбамом

Давид ТАМАР

(отрывок)

Раби Акива, сын геров

Во введении к своему труду «Яд га-хазака» пишет учитель наш, что Иосеф, отец раби Акивы, был праведным гером, — и чрезвычайно трудно было мудрецам найти источник, из которого он почерпнул эти сведения. Известна следующая барайта[2]: «[Некоторые] из сынов сыновей Гамана преподавали Тору в Бней-Браке, [некоторые] из сынов сыновей Сисры обучали маленьких детей в Иерусалиме, [некоторые] из сынов сыновей Санхерива преподавали Тору народу. Кто же они? Шмая и Автальон».

«Дикдукей софрим» (прим.100) сообщает, что в рукописи «Ялкут Тора» после слов «[некоторые] из сынов сыновей Сисры преподавали Тору в Иерусалиме» следует: «И кто же это? Раби Акива». Автор «Дикдукей софрим» прибавляет к этому, что в книге «Менорат гамаор» есть иной вариант: «Раби Акива и его товарищи». Р. Агарон Гейман задает справедливый вопрос[3]: «Как можно сказать, что раби Акива преподавал Тору в Иерусалиме, если, как известно, в бытность его там он еще был невеждой?» Поэтому он приходит к выводу, что правильным является следующий вариант: «Некоторые из сынов сыновей Санхерива преподавали Тору в Иерусалиме. И кто же они? Шмая и Автальон. Некоторые из сынов сыновей Сисры преподавали Тору в Бней-Браке. И кто же это? Раби Акива» (как в Сангедрине). «[Некоторые] из сынов сыновей гамана обучали Торе маленьких детей. И кто же это? Рав Шмуэль, сын Шейлата»[4].

Следует отметить, что в писаниях Ари и р. Хаима Виталя мы также находим сведения о том, что раби Акива происходил от геров[5].

Ворота открыты постоянно...

Рав БИНЬЯМИН (Йегошуа РЕДЛЕР-ФРИДМАН)

(кое-что о герах, гиюре и любви к геру)

(с сокращениями)

Основа нашей Торы — избрание Отцов и существование их потомства, пока небо стоит над землею. И вместе с тем полна Тора — и Письменная Тора, и Устная — любовью к геру. Но однако, она не гонится ни за герами, ни за гиюром. В ней нет ясно выраженной заповеди заниматься совершением гиюра, однако, если нееврей приходит, чтобы укрыться под крыльями Шхины, мудрецы принимают его доброжелательно. И прославляют гилеля, который не оттолкнул даже назойливого нееврея, пожелавшего научиться всей Торе целиком — той Торе, что шире и глубже моря, — за то время, что сможет простоять на одной ноге. И также хвалят раби Йегошуа за то, что он «проявил терпение к Акиласу-геру» раньше, чем тот укрепился в еврействе[6].

Однако сотням цитат из Письменной Торы и высказываний наших мудрецов во славу праведных геров противостоят считанные изречения, в которых о них отзываются далеко не одобрительно. Одно из них удостоилось печальной известности как радикальное и резкое: «Тяжелы для Израиля геры, словно чесотка». Что же увидел автор этого высказывания, что побудило его столь резко высказаться в адрес геров? Раши старается истолковать эти слова таким образом, что это касается соблюдения заповедей. Вслед за ним раби Авраам-rep разъяснил в Тосафот этот афоризм так, что, в сущности, он оказался похвалой герам. Мы не знаем,

является ли это резкое высказывание результатом какого-то исторического, преходящего и случайного явления или впечатления от недостойного поведения каких-то геров. С точки зрения буквального смысла оно опирается на первые слова 14 главы книги Йешаягу:

Ибо помилует Господь Яакова

И снова изберет Израиль,

И даст им покой на их земле,

И примкнут к ним геры,

И присоединятся к дому Яакова...

Слово «присоединятся» (в оригинале «ниспеху») автор вышеприведенного афоризма истолковывает в духе мидраша, придавая ему значение однокоренного слова «сапахат» (чесотка), и на основании этого он и говорит, что геры так же мешают Израилю, как чесотка. Но что побудило его истолковать эти слова столь резко и оскорбительно? Как он смог игнорировать и дух, и направление общих установлений, касающихся геров? Удивительно — ведь это самое слово «ниспеху» мидраш Раба[7] истолковывает от имени одного из своих мудрецов, раби Берехи, совершенно в противоположном смысле: как указание на священнослужение! Он приводит цитату из книги Шмуэля, говорящую о служении в Храме, в которой появляется глагол, послуживший основанием для вышеупомянутого резкого выпада в адрес геров: «Присоедини же меня (сфахени) к одной из священнических смен...» (Шмуэль I 2:36). Мидраш видит здесь намек на то, что благодаря бракосочетаниям потомки гера удостоятся быть не только священнослужителями в Храме, но даже первосвященниками. Так одно и то же слово оказывается основанием для диаметрально противоположных истолкований: в одном случае — позорного, в другом — похвального...

Со времен Отцов и до сегодняшнего дня гиюр является неотъемлемым элементом еврейской истории. Еще Авраам, первый из наших праотцев, приводил души к истинной вере, а Сара, наша праматерь, шла по его пути. «Сказал рав Гуна: Авраам обращал в еврейство мужчин, а Сара — женщин». А раби Эльазар, сын Зимри, так истолковал слова Торы об Аврааме и Саре: «и те души, которые создали они в Харане»: «Это учит тебя, что каждому, который приближает нееврея и обращает его в еврейство, засчитывается, как если бы он сотворил его».

Кто у нас больший рационалист, чем Рамбам? А вот какие замечательные слова он пишет об этом:

«В сорокалетнем возрасте узнал Авраам своего Творца, и сразу вступил в спор с жителями Ура Халдейского, и начал дискутировать с ними, убеждая, что их путь — не истинный путь... И поскольку он побеждал их своими аргументами, вознамерился царь убить его, но Всевышний совершил для него чудо. [Он остался жив] и удалился в Харан, где принялся громко взывать ко всему миру, убеждая, что есть только один Бог и только Ему надлежит служить. Он шел из города в город и из страны в страну, созывая и собирая народ, пока не достиг страны Кнаан... И когда люди приходили к нему и спрашивали, что значат его слова, он каждому в отдельности, в зависимости от умственных способностей каждого, разъяснял их, пока не возвращал человека на путь Истины, пока не примкнули к нему десятки тысяч человек — и они-то и есть люди Дома Авраама. Он насадил в их сердцах этот великий принцип [монотеизма] и написал о нем книги, а также сообщил его Ицхаку, и тот также принялся обучать [народ] и предостерегать [его от нарушения заповедей Творца]. А Ицхак передал все это Яакову, и назначил его учителем всех примкнувших к нему, и стал тот обучать их и укреплять в них веру... И все больше и больше развивали это сыновья Яакова и присоединившиеся к ним — так что образовался в мире народ, знающий Бога...»

Антропологический смысл слов наших мудрецов и Рамбама состоит в том, что в начале возникновения народа Израиля он не представлял собой генетическое единство, но был смешением представителей различных народов и рас, которых объединил и превратил в Дом Авраама «великий принцип» веры в единого Бога. Это элементарное предположение вполне согласуется с данными современной антропологии.

В псалме 45 из Тегилим говорится: «Услышь, дева, и увидь, преклони ухо свое и забудь народ свой и дом отца своего». Однако ничего более конкретного нам не сообщается. В противоположность этому множество деталей мы знаем о моавитянке Рут, этой «милой голубке», как называют ее наши мудрецы. Рассказ о ней — великолепная эпопея, рассказывающая о гиюре. В момент серьезного и трудного экзамена, когда проверяется искренность ее стремления присоединиться к еврейству, Рут говорит своей свекрови Нооми:

Куда ты пойдешь — пойду я, И где ляжешь спать — лягу я:

Твой народ — мой народ,

И Бог твой — мой Бог!

Где ты умрешь — я умру

И там же похоронена буду;

Пусть мне воздаст Господь и добавит сторицею,

Если не смерть одна нас разлучит!

Кто прочтет эти слова и сердце его не дрогнет? И вправду, все принимают Рут с симпатией и любовью. Боаз говорит ей:

«Рассказано, рассказано [уже] мне, что сделала ты для свекрови своей после смерти твоего мужа: [как] оставила ты отца своего и свою мать, и свою родную страну, и пошла к народу, которого ты не знала совсем недавно; да воздаст Господь тебе за поступок твой, и пусть награда твоя будет полной от Господа, Бога Израиля, в Которому пришла ты, чтобы укрыться под крылами Его!» А «весь народ, который в воротах, и старцы» говорят Боазу: «Да уподобит Господь эту женщину, входящую в дом твой, Ра-хели и Лее, которые обе создали Дом Израиля!» И действительно, награда, которую Рут получила от Всевышнего, была полной: ее праправнуком был Давид, царь Израиля, потомком которого будет Машиах, освободитель Израиля.

Массовым явлением был гиюр во времена Эстер и Мордехая: «Амножество [людей] из народов земли переходили в еврейство».

Гиюр как мощное движение существовал также в течение значительного отрезка времени в эпоху Второго Храма. А.-Ш. Гершберг занимался исследованием этого явления, а поэт Ш. Бен-Цион написал об этом замечательный рассказ, который, к сожалению, неизвестен большей части читателей.

Все эти гиюры были гиюрами отдельных личностей и групп в Стране Израиля или в еврейских общинах в диаспоре. Однако даже целые народы проявляли желание принять еврейство, и были среди них такие, которые это осуществили на деле. Так, некоторые из племен, населявших Аравию, перешли в еврейство и просуществовали значительное время, пока их не уничтожили их враги.

И сколь радуется сердце при воспоминании о Хазарской империи, и как печалится оно о ее гибели! А когда ни в Стране Израиля, ни в пределах известного тогда цивилизованного мира не осталось ничего похожего на самостоятельное еврейское государство, народное воображение создало еврейское царство по ту сторону «гор мрака» и «реки Самбатьон».

Большинство мидрашей, рассказывающих о герах, напоены любовью к ним. «Ни одно из Своих созданий не считает Всевышний негодным, но принимает всех. «Ворота открыты постоянно, и каждый, кто желает войти — пусть войдет»[8]. Слова, что Всевышний «любит гера, [готов] дать ему хлеб и платье», истолковывают так: «хлеб» — храмовые хлеба приношения, «платье» — одеяния священнослужителей (там же). Мидраш также называет геров «раскаявшимися грешниками» (там же). Возможно, в этом содержится какой-то намек на мнение, которое приводит Кабала: геры — это «искры» Израиля, которые «упали» в другие народы.

Слова «Я — близкий Бог, — говорит Господь, — а не далекий Бог»[9], мидраш истолковывает в том смысле, что Всевышний приближает к себе всех людей, а не отталкивает. «Это Я приблизил Итро и не отдалил его»[10]. В Галеле говорится: «Дом Израиля... дом Аарона... дом левитов... боящиеся Господа, благословите Господа! » Значит, заключает Мидраш, «боящиеся Господа» — это не род в Израиле, «и любой человек, даже нееврей, если хочет стать праведником, может стать им»[11].

«Очень Всевышний любит геров» (там же). «Любимы геры — ибо в любом месте Писание приравнивает их к сынам Израиля» (там же). «И не говори, что только праведных геров, которые пришли к еврейству во имя Небес, приближает к Себе Всевышний, — но мы находим, что даже за обиду, нанесенную тем, которые пришли к еврейству не во имя Небес, взыскивает Всевышний» (там же). Когда жители Гивона, вошедшие в еврейство отнюдь не во имя Небес, зовут Йегошуа: «Приди скорее к нам, и спаси нас, и помоги нам!» — тот говорит: «Разве ради вот таких геров причиняют беспокойство целому обществу?» — а Всевышний ему отвечает: «Йегошуа, если ты отдаляешь далеких, то в конце концов отдалишь и близких!» И мидраш иронически продолжает: «Ну-ка, посмотри, откуда ты сам происходишь? Не из геров ли? Ведь сказано: «И родились у Йосефа в Стране египетской два сына, которых родила ему Оснат, дочь Потифара, правителя [города] Она — Менаше и Эфраим», — и сказано также: «От колена Эфраима — Йегошуа Бин-Нун» (там же). «Сказал Всевышний: Уже если гивонитов, эмореев, которые пришли из страха и обманули Израиль, Я принял и встал на защиту их прав, как если бы они были Моими детьми, — неужели геров, которые приходят из любви и служат Имени Моему, Я не приму и не возвеличу?! »[12] Еще: «Мы обязаны чувствовать благодарность к геру, который оставил свою семью и дом отца своего, который покинул свой народ и все народы мира, и пришел к нам»[13].

Всевышний рад далеким так же, как близким, и даже больше: Он посылает приветствие далеким прежде, чем близким, — как сказано: «Привет, привет и далекому, и близкому!»[14]. [От плодов] труда рук твоих когда ешь», — это сказано о гере, за которым не стоят заслуги его предков. Чтобы он не сказал: «Горе мне, что не стоят за меня заслуги предков моих, так что за все добрые дела, что я соберу, получу награду только в будущем мире», Писание возвещает ему и всем герам: «Ваши собственные заслуги принесут вам благо и в этом мире, и в мире будущем».

«Жена твоя — как плодоносная виноградная лоза», — несмотря на то, что жена его вошла в еврейство вместе с ним, не будучи одной из дочерей Израиля, вот она сейчас — словно одна из дочерей Израиля, как виноградная лоза — символ Израиля, как сказано: «Виноградную лозу из Египта Ты вынес»; и плодоносна она, не как разгромленный виноградник, а как полный плодов, — то есть она удостаивается новых детей; и это тогда, когда она — «во внутренних покоях дома твоего», то есть когда она ведет себя скромно, как полагается дочери Израиля.

«Сыновья твои словно саженцы оливок» — сыновья геров, изучившие и Письменную Тору, и Устную, умеющие честно вести свои дела, мудрые, понятливые, знающие время для всякой вещи, род которых сохранится навеки; «вкруг стола твоего» — дети, за которых постоят заслуги твои, которые с самого детства удостаиваются высоких качеств. «Вот такое благословение получит муж, боящийся Господа» — подобно тому, как Авраам и Сара, которые тоже были в свое время герами, а Авраама сам Всевышний назвал «боящимся Господа» и благословил его, — вот так же все геры, следующие по их стопам, будут благословленны Всевышним (там же). И от геров происходили такие выдающиеся личности, как Барух, сын Нерии, Срайя, сын Махсейи, Ирмия, сын Хилькии, и Ханамэль, сын Шалума»[15].

Вот очень короткий и неполный пересказ некоторых мест из трех разделов мидраш Раба. В прошлом я мечтал собрать, как урожай на гумне, все высказывания наших мудрецов — и из Галахи, и из Агады — на эту тему, углубленно исследовать ее. Но со временем стало мне ясно, что я не смогу сделать эту работу. О, если бы кто-нибудь другой взялся за нее и довел ее до конца! И то же самое — касательно других эпох.

Сколько любви и нежности, сколько деликатности и ласки сквозит в словах о герах, сказанных мудрецами нашими! И ведь не кто иной, как они научили нас трижды в день молиться о благополучии «праведных геров»! Икрометого, согласно традиции, дошедшей до нас, некоторые из величайших мудрецов Мишны, преподавших Тору в Явне, были потомками геров.

В более поздние эпохи любовным отношением к герам выделяется Рамбам.

В последнее время, как мне кажется, рав Когенман опубликовал в «Йесоде» ряд своих записей о встречах с герами в России, где существовал заметный приток неевреев в иудаизм. Подобные движения в меньшем масштабе есть также в других странах. Шму-эль-Лейб Гордон напечатал, как мне кажется, в «Гашилоахе» большую поэму под названием «Граф Потоцкий, праведный rep», Ги-лель Габавли напечатал в одном из томов журнала «Гаткуфа» большую эпическую поэму «Сергеев из селения Кфар-Тавор».

Это все же нельзя назвать обильным литературным урожаем.

Двадцать лет назад скончалась праведная, замечательная во многих отношениях герка Наида-Рут Лазарус. Немка по происхождению, она потеряла отца еще в раннем детстве. Мать, не имея средств к существованию, отдала ее на воспитание одной итальянской графине с весьма нелегким характером, к тому же фанатичной католичке. Та вознамерилась приобрести полную власть над душой девочки и принялась ее воспитывать в своем духе. Она постаралась полностью отдалить девочку от ее матери, которая была христианкой евангелического вероисповедания, чтобы стать для нее всем. Душевные страдания девочки были неимоверными, но однажды в тяжелую минуту она нашла в книжном шкафу Танах, который открыл перед нею бесчисленное множество миров — и в частности мир утешения. Благодаря инстинкту самосохранения она ощутила, что эта книга — основа ее жизни. Чтение этой книги она старалась скрыть от окружающих и не говорила о ней ни одному человеку. Душа ее была захвачена рассказами Танаха, поэзия Тегилим вселяла в нее бодрость, слова пророков уносили ее в небеса.

Очень скоро она обнаруживает внутреннее противоречие между этой книгой и католицизмом, в частности Евангелием.

Это — два несовместимых мира. Она тщательно хранит свою тайну, но, когда достигает совершеннолетия и ей предстоит явиться в церковь, чтобы пред всем народом заявить о своей вере в основы христианства и получить официальное подтверждение свой принадлежности к этой религии, она отказывается, проявляя невиданное упрямство. Дело в том, что ее душа отвергает все эти догматы, она верит в Бога, но не в «троицу». Ее мать не знает, что делать. Одного за другим заменяют священников, наставляющих ее. Однако ничего не помогает. Девочка упорно стоит на своем. В конце концов ее оставляют в покое. Так она и растет, сохраняя статус «без религии».

Жизненные обстоятельства складываются так, что она начинает заниматься в Германии литературной деятельностью, беллетристикой. Когда около шестидесяти лет назад в Германии вспыхивает антисемитизм, ею овладевает желание досконально и объективно понять еврейский вопрос. Она погружается в глубины еврейской истории и учения иудаизма. Чем более она учится, тем больше сердце ее тянется к еврейству. Она начинает переписываться с еврейскими мудрецами в Германии, а также с д-ром Вильгельмом Герцбергом из Иерусалима. Его книга «Записки о еврейской семье» (переведенная на иврит раввином И.-М. Пи-несом) захватывает ее. Она приобретает обширные познания в иудаизме, и, когда немецкий издатель, христианин, ищет автора для книги «Еврейская женщина», которую желает издать, проф. Моше Лазарус советует ему обратиться именно к ней. По его мнению, как раз она благодаря своей эрудиции, таланту и чувству ответственности способна наилучшим образом сочинить такую книгу. И действительно, с этой задачей она справляется великолепно. И сейчас еще можно воспользоваться ее произведением как основой для новой книги на эту тему. И когда Лазарус говорит ей, что для настоящего понимания Танаха его следует читать в оригинале, она принимается за изучение иврита. Плохо и горько приходится тогда молодым еврейкам, которые соприкасаются с ней! Она отравляет им жизнь вопросами о пророках и их учении — в то время как те понятия не имеют обо всем этом! Так около десяти лет она проводит за изучением иудаизма. В течение этого времени в ней созревает понимание того факта, что она верит в Творца Вселенной, Его Тору и слова пророков, а в Евангелие же не верит вовсе, — следовательно, в душе она уже еврейка. Но если так, то с какой стати ей оставаться со статусом «без религии»? Лучше более не скрывать своих чувств и своей веры!

И тогда она проходит гиюр. Со временем старик Лазарус остается вдовцом, больным и одиноким, и она решает выйти замуж за того, кто в течение многих лет был ее наставником и учителем, педагогом и руководителем, чтобы ухаживать за ним и облегчить закат его жизни. Ее имя становится известным после прочитанной ею в Вене замечательной лекции под названием «Я искала Тебя» — о том, как она с детских лет всю жизнь ищет Бога. Впоследствии на основе этой лекции она пишет весьма содержательную автобиографическую книгу, которая переведена также и на иврит. После смерти мужа, крупного исследователя психологии и иудаизма, она с непоколебимой преданностью посвящает себя изданию оставшихся после него рукописей. Остаток своих дней она проводит на земле Италии, в городе Мирано. Развлечением в часы досуга ей служит кормление голубей на городской площади.

Примерно двадцать лет назад она ушла из этого мира.

А теперь, господин Эме Фальяр, обратимся к тебе. Как сложилась твоя судьба? Не сразили ли тебя нацистские стрелы? Правда, с точки зрения происхождения ты чистокровный француз, ариец, официально не вошедший в союз Израиля с Богом. Но ты тем не менее избрал своим уделом Тору и веру Израиля — только известные раввины удержали тебя от того, чтобы пройти официальный гиюр.

Как это произошло? Еще в юности пришлось тебе как-то пройти — совершенно случайно — в Йом-Кипур мимо синагоги в твоем родном городе, но впечатление было огромным: вся община, целиком, — свята. Все — закутанные в талиты, все — сыны избранного народа. Нет различий между простым народом и священнослужителями. Ты был поражен, потрясен. А затем — снова совершенно случайно — ты находишь учебник иврита и принимаешься за прилежное изучение языка и Книги книг. И снова — опять-таки по какой-то случайности — ты находишь книги еврейских законов, переведенные на французский, и изучаешь образ жизни согласно предписаниям иудаизма. Это увлекает тебя. Одинок ты в своих стремлениях и не открываешь никому свое сердце. Это секрет твоей жизни — так же, как у маленькой Наиды. Однажды ты чувствуешь страстное желание надеть тфилин. Ты их изготовляешь для себя сам. И тебя захватывают «с поличным», и думают, что ты, не дай Бог, сошел с ума. Сколь несчастна мать твоя, фанатичная христианка! Тебя упрашивают, умоляют — и ты клянешься, что больше не будешь «делать глупостей». Однако ты не в состоянии выполнить свою клятву. В душе ты перестал быть христианином и не можешь им снова стать. Когда приходит время явиться в католическую церковь и заявить о принятии христианских догм, ты чувствуешь, что не в состоянии этого сделать. Ты веришь в Тору Израиля, без примесей, которые добавила к ней католическая церковь.

Каждый год, когда приходит Йом-Кипур, ты идешь в синагогу. Тайно — так, чтобы никто не заметил, как ты входишь туда и уходишь. И, смотри, какое чудо: за несколько дней до кончины твоей матери — Йом-Кипур. На этот раз, чтобы побыть вместе с тяжелобольной, ты готов отказаться от посещения синагоги, ставшего уже для тебя традиционным, в ночь на Йом-Кипур, — в то время, когда читают молитву «Кол-Нидрей», — мать, лежащая уже почти на смертном одре, вдруг шепчет тебе: « Сын мой, иди туда, куда ты должен идти...»

После ее смерти ты желаешь стать гером официально. Ты едешь в Ливорно, к знаменитому раввину, философу и кабалисту, благословенной памяти раби Элиягу Бен-Амузагу. Ты учишься у него примерно два месяца, однако он отговаривает тебя от официального гиюра. Он говорит тебе: продолжай свой чистый образ жизни, но формально не отрекайся от церкви. Ты пишешь письма трем выдающимся раввинам, одному из них — в Иерусалим. Они выражают согласие с мнением Бен-Амузага (Данте Ляттес опубликовал недавно в Иерусалиме интересную брошюру о тебе).

Ты покоряешься, но продолжаешь изучение иудаизма. Для еврейской молодежи во Франции ты становишься своего рода «ребе». Ты пишешь великолепную книгу об иудаизме и о своей жизни: «Храм Неизвестный». Ты читаешь лекции на языке иврит. Ты прилежно трудишься для Керен Кайемет — Еврейского национального фонда. Ты ездишь в Германию и читаешь лекции в кругу благочестивых евреев. Таков бы твой путь вплоть до дня, когда разразилась война: делать все для освящения Божьего имени, для освящения имени Израиля. Так что с тобою сейчас, господин Эме Фальяр?

А ты, американский священник, душа которого страстно возжелала еврейства, который прошел гиюр и приехал в Иерусалим, положил огромные силы на изучение Торы и достиг высоких степеней в знании и Талмуда, и его кодификаторов (как рассказывал о тебе р а в Кук, благословенна память о праведнике)? Незадолго до Второй мировой войны ты выехал из страны, чтобы распространять иудаизм в мире — каков твой удел ныне? «Где пасешь, где останавливаешься на привал?» И вообще, каково твое имя? И кто из жителей Иерусалима, его раввинов и мудрецов, помнит тебя и может рассказать о тебе более подробно?

А ты, японский профессор из Токио, душа которого издавна стремилась под крылья Шхины, который прибыл в Иерусалим, выучил иврит и изучил Тору, а затем распространял знания о ней у себя на родине? Твой дом посетили члены партии Гапоэль га-мизрахи проездом через твой город на пути в Страну Израиля. Какова твоя судьба? Жив ли еще, или и в тебя вонзились нацистские стрелы?

А ты, немецкий барон, который вместе со своей женой прошел гиюр в одной из еврейских общин в Германии, а затем учил Гемару (мне рассказал о тебе врач в селении Кфар-Эцион)? Какова твоя участь? Успел ли ты уйти из этого мира прежде, чем нацисты пришли к власти?

Ой, дорогие геры, кто знает всех вас и вашу жизнь? Одно только то изречение, то фатальное изречение стоит между вами и народом, который вы избрали...

Случилось ли это в 1936 году или еще в 1935-м? Однажды зашел ко мне Авраам Гольдберг из Нью-Йорка, влиятельный лидер сионистского движения, замечательный оратор, плодовитый писатель, многогранный общественный деятель, одержимый одной идеей — странной, дикой, дерзкой идеей, которая целиком овладела им и не давала ему покоя. Он прямо с парохода пришел ко мне. Так что это была за идея? Гиюр! Все человечество следует провести через гиюр. Есть в этом вопросе идиотская, преступная, фатальная небрежность. Как мы были глупы! Но это не кто иной, как Гитлер открыл нам глаза. Чем больше ты проникаешь в сущность Гитлера, тем яснее становится тебе, что он воюет не только с евреями своей страны или с евреями своего поколения, но с евреями всего мира и всех времен: он ведет войну с самой идеей еврейства и с духом еврейства. Дух еврейства — это его враг номер один. Именно против него направлены отточенные острия всех его стрел, все его ядовитые испарения. Гитлер пришел к выводу, что ему не удастся победить дух еврейства, если он прежде не уничтожит на земле всю еврейскую кровь. Это — его сущность, и это — вся его цель. Так что мы ответим ему? Какова должна быть наша реакция?

Если еврейский дух — это враг Гитлера номер один (и в этом был он прав: глубже моря пропасть между еврейским гуманизмом и бесчеловечностью национал-социализма), то нацизм — это главный враг еврейского духа. Мы должны перейти в наступление. Если он поднимает против нас все народы, то и мы пойдем ко всем народам — открыто, смело, без ложной скромности — и принесем им свой дух, свою чистоту в наиболее выкристаллизованной форме, в том виде, в каком они проявляются в нашей вере, в нашей Торе, в нашем образе жизни — ежедневно и ежечасно. Не так, как мы привыкли действовать, но наоборот: встретим врага лицом к лицу в открытом бою. Мы можем быть уверены, что найдется множество «покупателей» нашего «товара», нашего духа, нашей Торы, — ибо «лучше ее товар любого товара». Целые народы примут нашу Тору и благословят тот день, в который нашли возможность сделать это. Вот такой должна быть наша реакция!

Ибо еврейская религия никогда не проявляла скаредности и никогда не исходила из идиотского расизма. Она была универсальной религией с момента своего возникновения. С самого начала своего существования она была светом для всех народов. С первого часа она была религией геров. Отец наш Авраам, первый еврей, не спрятался в тесный угол своего шатра, не сказал: «Радуйтесь, потомки мои! Счастливей вы всех на свете — ибо познал я Творца моего! И баста!» Нет, он вышел за пределы узкого круга своей семьи, чтобы создать новые души, чтобы привлечь к себе множество геров, с которыми смешалась также его семья. Авраам был первостатейным агитатором. Ато, что делали отцы, — пример для их детей. Это неправильно, что мы противимся гиюру. Позиция эта — ложная. Гиюр всегда бы радостью нашей души. Правда, мы никого не принуждаем перейти в еврейство. Но то, как бьется наше сердце, мы не должны прятать. Возвестим о справедливости в огромном собрании, и многие, многие устремятся к нам. И вельможи, и князья, и нищий люд. Потому что наша религия — это живое учение, это радость и свет, это великая надежда и утренняя заря. Не только великая этическая ценность Торы их поразит, на также еврейский образ жизни, основа которого — вера, а освещающийся его луч света — Тора.

Случайно — и, возможно, в какой-то степени из-за нашей небрежности — еврейская религия не стала религией мировой. Но и сегодня может она принять в свое лоно все народы, одарить их своим неугасимым светом и напоить живой водой из своего источника. Ведь появилось множество христиан в России, со слезами на глазах умоляющие нас принять их в нашу среду! Это далось им совсем не легко и не сразу! Царизм преследовал их, стараясь полностью уничтожить, жесточайшим образом их угнетал — а они стояли на своем: пройти гиюр и стать евреями. И в Польше были различные секты, весьма близкие к духу еврейства, и в Америке есть различные секты, которые под надлежащим руководством приняли бы нашу чистую веру, если бы только мы проявили к ним интерес и послали бы к ним наших посланников. Но мы не сделали ничего в этом направлении. И в силу заблуждения, и из-за глупости. Если бы не это, мы не были бы сейчас так одиноки. Но теперь должен произойти поворот. Он должен прийти. Гитлер должен открыть нам глаза и на это. Он стремится искоренить наш дух — а мы встанем, укрепим дух наш и распространим его между народами. Давайте пройдем гиюр! Возьмите, к примеру, Японию. Нацизм уже начал распространять в ней свое ядовитое дыхание — так пойдем туда, держа в руках факел еврейства! С любовью и почестями встретят там свет еврейской Торы! Если не сегодня — то завтра или послезавтра. Действие, продиктованное искренним чувством, честностью, душевной чистотой, самоотверженностью, всегда приносит плоды. Труден этот путь? Безусловно! Однако это — путь нашей жизни. Тот, кто не рискует, тот, кто не дерзает идти по дороге, полной препятствий, ничего не выиграет и никогда не придет к цели. Евреи никогда не были трусами. Конечно, нас ждут сюрпризы. Но прежде всего преподнесем сюрприз нашим врагам — уверенным, что им удастся поразить наш дух и полностью нас истребить. А окажется, что у нас множество очень влиятельных друзей во всех народах. И рано или поздно целые народы придут, чтобы укрыться под крыльями Шхины. Кто не помнит, что сказал сын Амоца:

И пойдут многие народы, и скажут:

«Пошли, взойдем на гору Господа,

К Храму Бога Яаков,

И пусть научат нас путям Его, и пойдем по дорогам Его!»

Ибо с Сиона выйдет Тора,

И слово Господа — из Иерусалима!..

Вот что сказал тогда тот человек пишущему эти строки, много часов напролет говорил он. Подобные слова я услышал, встретившись с ним в тот же день в доме д-ра Кабака. Присутствовали при этом еще д-р Яаков Файтелевич, из фалашей, и д-р Пачифичи из Италии.

Через некоторое время он вернулся в Нью-Йорк и больше мне об этом не писал. Но потом то ли мне попался в руки, то ли он послал мне еженедельник «Американец» с большой передовицей под названием: «Давайте всех людей сделаем герами!» Частично эта статья была переведена Н. Бен-Менахемом и опубликована в «Эхе» в месяце элуле 1936 г.

Тогда я рассказал об идее Гольдберга раву Куку (благословенна память о праведнике), и он принял ее очень благосклонно. И заодно рассказал мне о том замечательном американском гере, бывшем христианском священнике, который превратился в большого знатока Торы.

Разговаривал я также об этом с р. Исраэлем Хаббсом, автором «Иесода». И он тоже охотно воспринял эту идею. Он мне сказал: «На первый взгляд, когда так запущены дела внутри, какой смысл обращаться вовне? Но в том-то и дело- как купец, я знаю, что одно время не похоже на другое. Когда в одной стране падает спрос на товар, а оказывается, что он нужен в другой стране, то и в первой снова всходит его звезда. Возможно, когда наши дети увидят, что народы мира обращаются к нашей святой Торе, повысится ее ценность и в их глазах».

Да возвеличится и освятится великое Имя...

Раби Берехия в мидраше продолжает: «Что такое «свет»? Это Грядущее Освобождение! Потому что, когда Ты одаряешь нас своим светом, множество геров приходят, чтобы к нам присоединиться». Так что если ты слышишь сегодня от какого-нибудь еврея, что геры ему неприятны, ответь ему теми же словами, которые Всевышний сказал Иегошуа: «Ну-ка, посмотри, откуда ты сам происходишь? Не из геров ли?» Ведь, по правде говоря, все мы — потомки геров. Значит, противопоставление геров Израилю («тяжелы для Израиля геры, словно чесотка») опровергается в самом корне: нет сегодня сына еврейского народа, у которого и в душе, и в крови нет чего-то от геров. И это не потому, что все мы — дети Авраама и Сары, которые тоже были герами, и не потому, что герами были мы в земле египетской, но просто-напросто потому, что за время существования нашего народа в него вошли, может быть, миллионы геров, так что невозможно найти простого еврея, левита или ко?ена, кровь которого не имеет примеси герской крови...

Так зажжем же перед глазами всего мира чистую Менору, семь светильников Меноры иудаизма. И пусть гиюр будет одним из этих светильников.

Закончим словами пророка:

«А если скажет сын чужого народа, прильнувший к Господу: «Отделить отделил меня Господь от своего народа...

И сынов чужого народа, прильнувших к Господу, чтобы служить Ему и любить Имя Господа, чтобы быть ему рабами, — всех, охраняющих субботу от нарушения и крепко держащихся за Союз Мой, — Приведу Я их на гору святую Мою и возвеселю их в Доме молитвы Моем, всесожжения их и добровольные их жертвоприношения охотно приму на жертвенник Мой, — ибо Дом Мой Домом молитвы наречется для всех народов» (Йешаягу 56).

О Леоне, праведном гере

Рав Авраам-Ицхак Гакоген КУК

Я познакомился с одним праведным гером, который жил здесь, в святом городе Иерусалиме. Его имя было раби Авраам-Яаков, но обычно звали его «Леон, праведный гер». Прежде он был священником в одной из больших и богатых церквей в Нью-Йорке, но сердце побудило его отказаться от суетной славы и благосостояния, которыми он пользовался благодаря своему положению, и укрыться под крыльями Шхины. Он прошел гиюр вместе со своей семьей, прибыл в Иерусалим и с чрезвычайным прилежанием, с истинной богобоязненностью изучал Тору — так что сделался весьма уважаемым ученым.

Помню я, что примерно в году 1906 он пришел в мой дом в Яффо и сказал, что у него есть ко мне просьба — готов ли я ее выполнить? И когда я ответил, что, не давая обета, я готов исполнить его желание, если это в пределах моих возможностей. Он рассказал мне, что на него произвело чрезвычайно сильное впечатление то, что я писал о духовном облике моего уважаемого учителя и наставника, р. Элиягу-Давида Рабиновича-Теомима в посвященной ему брошюре. Только еврейство, сказал он, может гордиться такими мужами духа, такими чистыми личностями — подобных им очень трудно отыскать в других народах. Поэтому он просит моего разрешения перевести, если представится случай, мою брошюру на известные ему европейские языки. Понятно, что я очень охотно разрешил ему это.

После продолжительной сердечной, душевной беседы я задал ему вопрос: каким образом пришел он к необходимости сделать этот великий шаг — войти в религию Израиля после обеспеченной жизни христианского священника? После краткого раздумья (и было заметно, что он глубоко взволнован) он ответил, что это пришло к нему благодаря чувству благодарности Всевышнему, возникшему после чудесного излечения от опасной и безнадежной болезни.

 — Поверьте, — сказал он, — что ваша религия всегда потаенно жила в моей душе, в глубине души я всегда был полностью уверен в том, что никакая культура, никакая наука в мире не в состоянии сделать человека человеком — лишь только святость Божественной веры. Без нее человек, даже поднявшись на высшие уровни этики и философии, все равно останется не более чем дрессированным животным. Того Божественного образа, который предназначен ему, не достичь никак, кроме как жизнью, наполненной святостью веры.

Однако, — прибавил он, — в глубине своей души я также знал, что только чистая Божественная вера, в которой нет ни малейшей примеси идолопоклонства, — только она одна способно привести человека к высшей ступени веры и святости.

И, ведомый этим ощущением, он начал исследовать свою веру: действительно ли она чиста от примеси идолопоклонства. В конце концов он с болью в сердце пришел к выводу, что в рамках христианства невозможно очиститься от идолопоклонства полностью.

Он также знал, что существуют рационалистические теологи, изображающие христианство как систему, полностью свободную от язычества. Однако он быстро распознал, что такие люди не истинно верующие, но философствующие просветители, и глубоко огорчился. Вот тогда он обратился к религии Израиля, в которой нашел настоящую чистоту религиозной веры, и всем сердцем своим и всей душой он вошел под крылья Шхины.

Такие геры, как он, — светочи даже среди других праведных геров, удовлетворивших свои душевные искания тем, что связали свою жизнь со святостью Израиля и святостью Иерусалима, святого города (да будет он отстроен вскорости!), имя которого вовеки — «град Господа».

Мой путь к иудаизму

Эфраим МЕИР, профессор

Настоящее понимание иудаизма пришло ко мне только благодаря совершенным мною делам — долгие годы учения «о том, что такое» иудаизм, не дали ничего. Правда, за годы изучения религиозных дисциплин я научился верно оценивать значение еврейской традиции, а изучение семитских языков и Танаха ввело меня в мир еврейского мышления. Я не случайно написал: «в мир еврейского мышления». Узнать мир еврейской жизни, часть которого — система мышления, — мне помогли не книги и не уроки, но беседы с другом. С великим воодушевлением он рассказывал мне о своих отношениях с евреями, и вслед за ним я тоже начал налаживать с ними связи. Благодаря этому я убедился в уникальности еврейской общины, однако только в конце 1978 года в полной мере постиг ее природу. В тот год одна из моих учебных командировок (осуществлявшихся благодаря Бельгийскому национальному фонду научных исследований) привела меня в Иерусалим, где я встретил одну еврейскую женщину. Эта встреча, подобная научной революции, произведенной Коперником, оказала на мою жизнь и на жизнь моей семьи огромное влияние.

Слова и поведение этой женщины открыли мне, до какой степени крепко привязан народ Израиля к своему Богу. Вернувшись домой в начале 1979 года, после завершения моей командировки, я сразу же рассказал моей жене, насколько важной оказалась для меня та встреча. Я начал соблюдать субботу — буквально как один из марранов. Спустя некоторое время моя жена проявила внимание к тому, что я соблюдаю субботу, и сделала нашу кухню более или менее кашерной. Первый шаг был сделан — очень незначительный шаг, однако именно эти отрывочные переживания, источником которых стало соблюдение субботы и ощущение связи со Всевышним, возникающее благодаря выполнению законов кашрута, способствовали ускорению этого процесса.

В конце концов я вместе с семьей пришел к твердому решению: «По-другому мы больше не можем». Нам открылось — благодаря нашим действиям и единственно благодаря им — новое (правда, пока нерешительное и ограниченное) отношение ко Всевышнему и к самим себе как евреям. Через некоторое время мы переехали из Бельгии в Голландию, и там я был назначен ответственным за диалог христиан с евреями представителем церкви, к которой принадлежал. Теперь личных контактов с евреями у меня стало намного больше. Моя функция в Комитете в пользу Израиля были одновременно и прекрасной, и трудной. Я убедился в том, насколько трудно повлиять на людей, чтобы склонить их к действиям ради чего-то очень важного (например, для улучшения положения советских евреев) или убедить «наших людей» в том, что Имя Всевышнего непроизносимо. Одновременно во мне крепла ясная уверенность, что вся история церкви пропитана антисемитизмом («это — родословие Каина»), и этим я обязан чтению чрезвычайно содержательного труда, вышедшего из-под пера одного из моих друзей, принадлежащих к протестантской церкви[16]. Но самое сильное влияние оказали на меня очарование и красота еврейской жизни. Деловые отношения с евреями, беседы и прогулки вместе, застолье и совместная жизнь превратились для меня в обычный образ жизни. Красота еврейской жизни увлекала меня, и я захотел взять свою долю этой красоты. И еще: в сердце я уже помышлял об Израиле — раньше, чем понял, что только там я смогу жить полноценной еврейской жизнью.

Во время моих встреч с евреями, каждый из которых следовал своему пути, я открыл: все они относятся к тому народу, который обязан — по доброй воле или против воли — укрываться под сенью Всемогущего. Я считаю, что секрет гениальности еврейского народа скрывается в сознании, что его судьбу непосредственно определяет сам Всевышний. Так я, «специалист по иудаизму», начал путь к гиюру. С течением времени я прошел обрезание, окунание в микве и переселение в Страну Израиля. Я понял, почему в свое время «новый еврей»[17] Онкелос сказал своему дяде, римскому императору Адриану, что без обрезания нет Торы. Обрезание самым ощутимым образом ввело меня и моих сыновей в гущу народа, живущего отдельно от всего прочего человечества. Благодаря обрезанию я достиг той эмоциональной открытости, которая необходима для еврейской жизни.

Слава Богу, ни разу ни один из раввинов не просил меня «поучиться» иудаизму. Как бы невзначай мое изучение того, «что такое иудаизм», превратилось в изучение настоящего иудаизма, то есть в беседу с самим Всевышним. Мое окружение знало, что я использую каждую возможность приобщиться к еврейской традиции, что я открываю себя для «совершенства». То, что открыли мне мои занятия, превратилось для меня в закон и стало частью меня самого. И так продолжается до сегодняшнего дня. Еврейский образ жизни — и в особенности наше пребывание в Стране Израиля, где Всевышний дал нам сына-сабру, — не стал нашей «второй натурой», но вошел в нашу натуру (и культуру!). Мы знаем, что вместе с Рут, прабабкой царя Давида, мы «стояли у горы [Синай]». Я, моя жена и пятеро наших детей не можем жить иной жизнью, кроме этой, — в постоянной связи со Всевышним. Говоря словами Розенцвейга: подчиняться заповедям — для нас необходимость. Мы не можем иначе. Или, как говорил рыбак Рамсей: «Ведь мы же евреи!»

Идеи Розенцвейга[18] способны очаровать и помочь тем, кто по той или иной причине не удержался в русле традиционной еврейской жизни и теперь желает вернуться к еврейскому образу жизни. Из моих контактов с евреями, вернувшимися к иудаизму, и с праведными герами («староновыми евреями») я вынес впечатление, что для многих из них желание исполнять Тору и заповеди сопряжено с тяжелыми усилиями. Именно для таких размышления Розенцвейга о «возможности и невозможности поступить иначе» послужит указанием, каким образом, благодаря еврейскому самоощущению, достичь тишины и покоя в свершении того, что необходимо совершить в данный момент. У Розенцвейга можно поучиться тому, что, с одной стороны, ты не должен дожидаться, чтобы на тебе «почила благодать», если ты сейчас находишься в процессе освоения еврейского образа жизни; а с другой стороны, тебе не следует сходить с ума и мучить себя ощущением обязанности делать «все». Одно приводит к лености, другое — к расшатыванию нервной системы.

Быть евреем — значит находиться в пути. Благодаря капельке доброй воли и фундаментальному ощущению того, что ничто еврейское более тебе не чуждо, «явный» еврей — праведный гер или раскаявшийся грешник — спонтанно достигает исполнения заповедей. Этому учит опыт Розенцвейга. Мы, сыновья, но не просто «баним» (сыновья), ной «боним» (строители). Лихорадочное усилие пробудить в себе желание исполнять заповеди сможет уступить место еврейскому образу жизни во всей его полноте. Есть заповедь, которую сегодня ты «еще не» исполняешь, а завтра окажется, что исполнение одной из «уже» исполненных заповедей стало спонтанным. И так ты станешь «деревом, посаженным на потоках вод» (Тегилим 1:3).

Однако, если мы примем это направление, не следовало бы ставить перед «новым евреем» вопрос: «Хочешь ли ты соблюдать все заповеди?» Ясно, что он этого хочет: ведь если бы было иначе, он бы вообще не обратился в бейт-дин. Или вопрос: «Обещаешь ли ты соблюдать все заповеди?» — только «в тот день» все заповеди будут исполнены. Вернее спросить так: «Будешь ли ты жить как еврей, соблюдающий заповеди?» Ведь и так уже будущий «новый еврей» прошел немалый путь прежде, чем предстал перед бейт-дином, и, если вопрос будет поставлен именно в такой форме, ему не останется ничего, кроме принятия на себя бремени власти Небес. Такой человек опирается не только на «легко доставшееся признание»: «ничто еврейское мне не чуждо», — но также на фундаментальную «открытость» навстречу всей совокупности заповедей во всей ее полноте. Ясно, что в тот же день он не сделает «все». Однако вместе с тем он уже не иудей, стоящий «на одной ноге». Ему известно, что он обязан учиться и действовать. Он отправляется в путь, зная о том, что, поскольку он «бен» (сын), он предназначен стать «боне» (строителем). И если в процессе строительства выявляются различия — этот делает то, чего не делает другой, — то различия эти чисто индивидуального порядка. Сердца таких людей навсегда обращены к полноте и совершенству, но только реальность, жизнь способны привести к полноценному еврейскому развитию.

Гер по имени Дан

Дина ЯБЛОНСКАЯ

Вторая половина XVIII века. Литва. Церковный суд приговаривает к смертной казни через сожжение Авраама бен Авраама, графа Потоцкого, принявшего иудаизм. «Почему вы это сделали?» — допытываются судьи. Авраам бен Авраам отвечает притчей: «Когда Всевышний решил дать людям самое ценное из своих творений — Тору, он послал ангелов ко всем народам Земли с предложением ее принять. «А что там написано?» — спрашивали люди. «Не убей... Не прелюбодействуй... Не воруй...» — «Нет, такое мы на себя не можем взять!» Тогда ангелы обратились к детям Израиля, и те сказали: «От Всевышнего?! Принимаем!» Раньше, когда среди других народов находились желающие принять Тору, их было мало, и они боялись об этом сказать. В свою очередь, евреи, настроенные против Божественного Учения, боялись от него отказаться. С тех пор на протяжении тысячелетий неевреи «по рождению», но «дети Израиля» — в душе сливаются с еврейским народом, а рожденные евреями, но обладающие нееврейскими душами оставляют народ Авраама, Ицхака и Яакова.

Авраам бен Авраам, не отказавшийся от еврейства, был сожжен. На протяжении всей своей нелегкой истории, начиная с исхода из Египта, наш народ пополняется невероятными людьми, идеалистами, аристократами духа. Сегодня в Израиле живут тысячи геров: бывших голландцев, немцев, французов, итальянцев, американцев, русских, индейцев и индусов... История прихода каждого из них к иудаизму неординарна, фантастична и просто красива.

Вашему вниманию предлагается беседа с Даном Беэри, в прошлом французом-протестантом, ныне — израильтянином.

 — Я родился в протестантской семье. Протестанты в католической Франции составляют меньшинство. Мои родители были верующими людьми, но пренебрегали обрядовой стороной религии. Я получил рационалистическое воспитание, основанное на вольтерьянской философии. В свое время Вольтеру удалось сыграть первостепенную роль в разрушении авторитета католической церкви, построенного на вере в почти мистическую силу священника, который являлся не только посредником между Богом и человеком, но сам, не обращаясь к Всевышнему, мог простить христианину его грехи.

И избавленному таким образом от ада христианину не нужно обращаться к Богу за прощением, терзаться страхом в ожидании Высшего суда.

В иудаизме нет ничего подобного. Во-первых, раввин не играет роль посредника между небом и человеком, а является знатоком Учения, Закона. Во-вторых, еврей, если он осознает содеянное им зло, должен постараться его исправить и, уж во всяком случае, обязан отказаться от повторения проступка или греха. Кроме того, еврей знает, что зло, причиненное человеку, прощается только в том случае, если его прощает сам потерпевший.

Но вернемся к моему жизнеописанию. Так вот, я был воспитан на огромном уважении к Танаху. У католиков изучать Танах могут только священники. Считается, что знакомство с ним опасно для «непосвященных». В противоположность им протестанты строят свое религиозное воспитание на изучении Танаха.

Во Франции особое расположение протестантского населения к евреям связано еще и с тем, что католики жестоко преследовали протестантов, и те испытывают чувство солидарности с гонимым еврейским народом. Между прочим, во время Второй мировой войны жители одной протестантской деревни на юге Франции несколько лет прятали у себя тысячи еврейских детей. Эта деревня получила в Израиле звание «Хасидей умот га-олам» («Праведники народов мира»). При этом, в отличие от многих католических монастырей, спасавших еврейских детей, они действовали абсолютно бескорыстно, даже и не пытаясь обратить их в христианство.

Итак, я был воспитан в великом уважении к «детям Израиля». Надо сказать, что в двадцать послевоенных лет во Франции антисемитизм был очень непопулярен. Никто не мог себе позволить антиеврейских высказываний. Потом, когда подросло послевоенное поколение, все «вернулось на крути своя». Появились надписи на стенах «Смерть евреям», свастики на еврейских могилах.

В особенности усилился антисемитизм в связи с войной Йом-Кипур в 1973 году. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Изменилась ближневосточная политика французского правительства в пользу арабских стран, вернее, в пользу их нефти. Тогда же появился фильм, показавший, что во время оккупации большинство французов сотрудничали с нацистами. А раз так, значит, можно было уже не так стыдиться своего прошлого. И стало возможным в оправдание своих действий во всем обвинять евреев. В 1967 году, в связи с Шестидневной войной, де Голль заявил, что «евреи — народ, стремящийся к мировому господству».

В школе, в которой я учился, был учитель истории — марксист. Он относил себя к «четвертому интернационалу», интернационалу без коммунизма, так как считал, что коммунизм — это извращение марксизма. Этот человек был очень образован. Под его влиянием я начал изучать марксистскую классику. Я нашел там много для себя привлекательного.

В те годы почти все французские интеллектуалы в той или иной степени сочувствовали коммунистическим идеям в их «чистом виде»: Сартр, Пикассо, Жерар Филипп, Ив Монтан и его жена Симона Синьоре (кстати, она никогда не скрывала своего еврейства). Возможно, это было связано с тем, что коммунисты были основной силой французского Сопротивления во время войны. Тогда они были символом идеализма, бескорыстия, протеста против обывательского прагматизма и эгоизма. Они выступали против эксплуатации, за социальное равенство. И за всякого рода «свободы».

Пребывание в оппозиции — это роскошь, которую может себе позволить только тот, кто не занят решением каждодневных проблем государства и общества.

В те годы мы были увлечены процессом «деколонизации». Считали, что стоит только дать народам право на независимое существование, и «третий мир» превратится в рай. Теперь мы видим, насколько все это непросто, неоднозначно. Что творится в африканских государствах? Процветают беззаконие, злоупотребление властью, взяточничество, жестокость, невероятное социальное неравенство... Возможно, переход к самостоятельности не должен был быть столь резким. Но тогда очень немногие позволяли себе критически отнестись к этим идеям.

Один из «немногих» был известный социолог еврей Рено Аарон. Он проделал глубокий сравнительный анализ капиталистической и коммунистической систем, доказав несостоятельность последней с экономической точки зрения. Кстати, Рено

Аарон также выступал против Сартра, не признавая его в качестве философа.

Окончив школу, я поступил в университет Монпелье, на юге Франции, второй по древности после Сорбонны. Когда-то в нем занимались медициной. Теперь также юриспруденцией, языками... Когда находишься там, чувствуешь запах, вкус веков. Старинный комплекс университета размещается в центре городка, каждый дом которого — исторический памятник.

У евреев история последних двух тысячелетий выражена в книгах, в духовной религиозной традиции. У нас здесь, в Израиле, есть древность и современность — археологические памятники и современный Иерусалим. Мне, как человеку сугубо европейскому, трудно было привыкнуть к этому. Я, например, не был ни разу в Америке. Мне неинтересна страна, история которой насчитывает всего двести лет. Ее культура слишком проста, поверхностна. Я могу понять израильтян — сабр, которые едут в Польшу, Чехию, Марокко... в поисках прошлого своей семьи. Хотят прочувствовать, ощутить его, «пощупать». Это нисколько не противоречит их любви к Израилю, не является отказом от настоящего, желанием погрузиться в «былое».

Вернемся к моему студенческому прошлому. Я увлекался коммунистическими идеями, не вступая в партию. Наша деятельность носила культурно-просветительский характер. Кстати, в те времена выходил прекрасный журнал студентов-коммунистов «Клярте». Его обложку сделал Пикассо. Недавно я просматривал архивные ленты, снятые во время студенческих волнений в Париже в 1968 году, и был еще раз поражен поверхностностью, необоснованностью идеологии, которой мы все так были захвачены. Но надо взять в расчет то, что французы очень любят «революции». Они подкупают их романтизмом. Сразу начинают выворачивать камни из мостовых, строить баррикады... Парижская молодежь просто оживает в такие моменты. Но, восставая против обывательщины и мещанства, эти ребята, чуть повзрослев, сами становятся обывателями. Да и кто устраивает эти революции? Дети тех же буржуа. Участие в «революции» — роскошь, которую только они и могут себе позволить. В1968 году рабочие так и не поддержали студентов.

Что касается меня, то, преуспев в науках в Монпелье, я перевелся в Сорбонну изучать латынь, древнегреческий, философию. Я учился там с наслаждением. У нас были великолепные преподаватели. Но достаточно быстро я заметил, что студенты настроены невероятно прагматично. Главной их заботой было преус-

петь в жизни, сделать карьеру. Сами по себе науки их интересовали мало. Меня же, наоборот, карьера занимала в последнюю очередь. Я был занят поиском истины, справедливости. Озабочен исправлением мира, торжеством добра... Поняв, что в этом поиске изучение классических предметов мне помочь не сможет, я взялся за изучение христианских источников. Моего греческого было достагочно для чтения Евангелия, но я решил также прочесть Ветхий Завет на иврите.

В то время у меня не было ни одного знакомого еврея. И даже если бы я встретил Рабиновича или Когана, то не понял бы, что он еврей.

Теперь я знаю, что в моем городе были евреи, но тогда даже в школе мы совершенно не обращали на это внимания. Каким-то образом я узнал о Сохнуте и отправился туда. Я рассказал о себе, о том, что интересуюсь еврейской философией и хочу учить иврит в Эрец Исраэль, в ульпане. «Но вы не еврей? Мы не можем вам помочь. Почему бы вам не заняться языком в университете?» — «Я хочу изучать живой иврит!» В конце концов, мне дали заполнить анкету.

Я прервал занятия в Сорбонне и стал собираться в Израиль. Родители очень переживали по этому поводу, но не препятствовали мне и даже не пытались меня отговорить. Я прибыл в Хайфу с тяжеленным чемоданом-сундучком. Оставив его где-то в порту, отправился в город, в Сохнут, за своими бумагами. В Париже мне сказали, что я буду учиться в кибуце ЭйнТев. В Сохнуте в Хайфе никто ничего такого не знал. Сначала я растерялся, потащился в порт за своим сундучком. И вдруг во мне пробудилась до сих пор мирно дремавшая предприимчивость. Я увидел группу «французов», направляющихся к такси. Оказалось, что они едут в Центр абсорбции, в кибуц. Недолго думая, я взгромоздил на крышу машины свой чемодан и залез в такси. Никто меня ни о чем не спросил, и мы приехали в кибуц Доврат около Афулы. Там посмотрели: меня нет в списках. «Вы не можете у нас оставаться». — «Но я буду у вас работать и учиться...» Словом, я остался и начал заниматься в ульпане. С кибуцниками мы общались только на работе. Тогда Доврат переживал тяжелые времена: кризис во взаимоотношениях между членами кибуца, хозяйственные проблемы... Им было не до нас. И все-таки мне было хорошо здесь, в Израиле. Я много ездил «тремпом» по стране. Тогда, в 1965 году, поездка в Эйлат, например, была настоящим приключением. В Неге-ве я мог часами просиживать на скале и созерцать, впитывать пустыню.

После окончания ульпана просто так, наобум отправился в Верхнюю Галилею и там набрел на кибуц Неот Мордехай. Тут жили выходцы из Чехии, Англии и Аргентины, все обстояло благополучно, и к нам, волонтерам, относились прекрасно. В кибуце была великолепная библиотека. Все было отлично, за исключением того, что я не занимался изучением Танаха. В Неот Мордехай жил очень интересный человек, югослав-христианин, бежавший из Югославии, так как не хотел служить в армии. И вот с ним мы начали читать Евангелие в переводе на иврит. И тут я увидел эту вещь в совершенно неожиданном для себя свете. Когда читаешь эту книгу на другом языке, втомчисле на греческом, она представляется философской, символической... Читая ее на иврите, видишь, что речь идет о простых евреях, которые соблюдали религиозный закон, приносили жертвы в Храме. Становится ясно, что Христос и его ученики — обычные традиционные евреи. Ни о какой «новой религии» не было и речи. Тогда меня это открытие поразило. Каким же образом на этой основе возникло христианство? В конце концов, рассказывается о еврейской секте, о группе евреев, которые шли за своим «ребе», который умел лечить и совершать кое-какие чудеса.

Кстати, из Евангелия совсем не ясно, что думал о самом себе Иисус. Возможно, в те времена были люди, считавшие его «мессией», избавителем от римского ига, так же как и Бар-Кохбу, руководителя антиримского восстания в 132 — 135 годах. Иосиф Флавий рассказывает о многочисленных «странных людях», бродивших в те «смутные времена» по Иудее.

Тогда я понял, что, в сущности, христианство — изобретение следующего поколения. Павел превратил частную еврейскую историю в религиозную мировоззренческую систему со своей теологией. Даже история с «воскрешением» была далеко не оригинальна. Рассказы о такого рода явлениях были очень распространены. Тогда очень многие верили в то, что праведники могут воскреснуть и живыми подняться на небо. Всего этого было недостаточно для того, чтобы сделать из еврея из Нацрата пророка, мессию, Бога. Тем не менее Павел в этом преуспел именно на почве языческой ментальности окружающих народов. Идея исправления Первородного греха тоже была не нова для евреев. Предназначение народа Израиля — исправление мира, возвращение человека в рай. Павел объявил о том, что нет больше различия между евреями и гоями, так как Израиль лишился своей избранности. И вполне естественно, что новая религия была антисемитской.

Что касается меня, то, оставив кибуц, я стал искать работу и в результате устроился на медные разработки в Тимне, недалеко от Эйлата. Работа была тяжелой, но интересной. Там я познакомился со многими необычными людьми. Например, со старым евреем из Чехии. Он растил сад на сточных водах разработок. На воде, переполненной кислотами, он создал оазис в центре пустыни.

 — Израиль не показался вам слишком маленьким, тесным?

 — Нет! Здесь происходит все невероятно интенсивно, все насыщено жизнью, впечатлениями. В этой стране ничего не происходит просто так, все поразительно осмысленно. Даже устаешь от этого, как от чтения философской книги. Каждая встреча, беседа с людьми в разъездах на попутка — все представлялось мне очень значительным, важным.

Я пригласил в Израиль своих родителей. Они приехали на машине. Через Италию, Югославию, Грецию, Турцию, Ливан, Сирию, Иорданию. Около полутора месяцев показывал им страну, а затем вместе с ними вернулся во Францию.

И тут со мной произошла совершенно неожиданная вещь. Вдруг вся тамошняя жизнь, даже самые близкие мне люди, мои друзья стали казаться мне пустыми, лишенными смысла, мелкими. Я стал страшно скучать по Израилю. Почувствовал себя во Франции, как в изгнании. Мне ни с кем не хотелось общаться. После занятий я запирался у себя в комнате. Начал соблюдать кашрут, субботу, в соответствии с тогдашними моими об этом представлениями. Когда не имел возможности питаться в кашер-ной столовой, ел только хлеб и молоко. Причем свое поведение я не мог объяснить рационально. Просто не мог вести себя иначе. В поисках общения с евреями отправился в «Бейт-Гилель», общежитие для еврейских студентов. Там я встретил всевозможных интеллектуалов. И они все показались мне, по сравнению с израильтянами, «галутными» и почти душевнобольными, закрученными, закомплексованными. Эти французские евреи, возможно, интересные люди, со своеобразным, парадоксальным образом мышления, но души у них — искореженные, темные. Разница между ними и евреями, которых я узнал в Израиле, — огромна.

Тогда я начал читать на иврите книги Агнона, классика ивритской израильской литературы, лауреата Нобелевской премии. Из его книг я много узнал о Галиции, о старом униженном еврейском мире. И это позволило мне приобщиться к этой еврейской жизни, которая связывала Танах с современным Израилем.

В тот период я ходил по воскресеньям в протестантскую церковь, в которой проповедовал священник, известный своей любовью к Израилю. И постепенно я понял, что христианство является антиеврейским по своей сущности. Этот священник любил Израиль, знал иврит и при всем этом он считал, что назначение еврейского народа перешло к христианству. Еврейский народ остается избранным, но потерявшим свое значение как народ, несущий в мир Божественную истину. Меня это возмутило, и я навсегда порвал с христианством. Тогда же мне окончательно стало ясно, что утверждение христианства о том, что оно основывается на Законе, данном Богом Израилю, — ложь. К тому же «еврейского первозданного христианства» просто не существовало.

Я оказался человеком, оставившим один дом и не пришедшим в другой. Как бы «повис в воздухе», между небом и землей. Я продолжал учиться, но тут началась Шестидневная война. Я очень волновался за Израиль. В то время я познакомился со своей будущей женой — Шушаной. Она тоже изучала иврит в Школе восточных языков. И еще с двумя нашими друзьями мы на машине отправились в Израиль. Здесь мы пошли работать в качестве волонтеров в мошав в Галилее. Мы оказались там очень вовремя. Часть мужчин еще была мобилизована, и мы их заменяли на работе в хозяйстве. Нас очень хорошо приняли, амне, «гою-сионисту», все удивлялись. Однажды мы, волонтеры, получили приглашение учиться в израильских университетах, и даже со стипендией. Я тогда думал вернуться в Париж, чтобы наконец завершить свое высшее образование. Но в то же время я не мог себе представить, что снова вернусь во Францию. И я решил остаться. Заполняя анкеты для поступления в университет, я, к счастью, был избавлен от необходимости отвечать на вопрос о вероисповедании. Иначе я написал бы «гой», так как христианином себя уже не считал. Изучение философии в израильском университете в то время было на недостаточно высоком для меня уровне, и я начал заниматься Танахом и ивритом. Окружение было совершенно светским, и через какое-то время я, перестав быть христианином и не став иудеем, начал ощущать духовную опустошенность, хотя мне было очень интересно жить и учиться.

И вот как-то по какому-то пустячному делу я попал к нотариусу, и он вдруг спросил меня: «Почему бы вам не пройти гиюр?» До тех пор мне и в голову не приходило, что можно стать евреем. Нотариус направил меня к человеку по имени Бен-Зеэв. Этот странный еврей, страстно желающий сделать евреями все человечество, вернее, всех тех, кто к этому стремится, отправил меня в министерство по делам религий. Оттуда меня направили изучать религиозный закон в йешиву «Тфуцот» на горе Сион в Иеру-

салиме. Это было в высшей степени странное заведение. Преподавание велось на английском, а ученики — американские хиппи. И я оставил мысль о гиюре.

Через полгода я встретился с девушкой из Франции, с которой мы были знакомы еще там, человеком абсолютно светским. И она рассказала об одном «сумасшедшем» французском еврее, который был во Франции преуспевающим адвокатом, приехал в Израиль и здесь стал религиозным. «Может быть, он сможет тебе помочь?» Этот еврей, Михаил Ферн, работал в школе-интернате «Ямин Орд» около Хайфы. Сам он долгое время учился в йешиве «Мерказ Га-рав» (центральная йешива религиозно-сионистского направления раввина Кука). Он выглядел и вел себя как «нормальный человек», прекрасно разбирался в современной жизни, умел думать. С ним можно было обо всем говорить. В нем я почувствовал духовность, а не просто фанатизм и увлечение обрядом. Он объяснил нам смысл законов, и я увидел, что основа этой религии действительно трансцендентальна, выходит за пределы материального. Например, в его объяснении на меня очень сильное впечатление произвел закон «чистоты семейной жизни». Я увидел в этом одухотворенность одной из самых сильных, плотских человеческих страстей, истинную святость. Не отказ от плоти, как в христианстве, не осуждение ее, а умение ею владеть, освящать, поднимать плотское до духовного. И, кроме того, взаимное уважение, которого закон требует от партнеров. Я увидел аристократизм в проявлении желаний, в том числе в удовлетворении голода, жажды, что определяется, например, законами кашрута. Определение всему в жизни времени и места. Скажем, суббота: никто и ничто не заставит меня в этот день работать, даже если из-за этого я потеряю кучу денег или место работы. Я в этом мире не раб своего аппетита, сексуального влечения, чьего-то представления о благе, не раб своего автомобиля, для содержания которого мне надо бы поработать субботу-другую. Я выполняю свое назначение как «сын Израиля». Все это меня потрясло.

И вроде бы ты исполняешь Закон не потому, что он кажется тебе рациональным, полезным, а потому, что считаешь его проявлением Высшей воли, но в результате его соблюдение делает твою жизнь более качественной, более эстетичной и даже просто более здоровой.

После разговора с Ферном мы с женой начали все соблюдать, хотя я еще был «гоем».

 — Есть ли, с вашей точки зрения, в нашей религиозной традиции проявления недоброжелательного отношения к неевреям?

 — В какой-то степени есть. И это понятно. История еврейского народа, его страдальческий, мученический путь вполне могут объяснить эту недоброжелательность. Кстати, наиболее «антигойски» настроены выходцы из Восточной Европы, потому что они больше всего страдали от антисемитизма. Для многих из них «гой» — создание жестокое, безжалостное, грубое, легкое на убийство, насилие, садизм. И тем не менее на практике я, например, нигде не сталкивался с плохим к себе отношением.

 — Что вы нашли в иудаизме такого, чего нет в христианстве? Ведь и ваши родители воспитывали в вас честность, стремление к справедливости, к добру?

 — Нравственность, веру в то, что человек свободен в выборе добра и зла, разумность. Иудаизм обращается к реальному, живому человеку, которого недостаточно призывать к любви. Еврейский закон не ограничивается призывами к справедливости, он требует и определяет справедливость суда. Иудаизм занят исправлением, улучшением человека и общества. Это занятие совершенно конкретно и не «пренебрегает» мелочами, частностями, из которых состоит человеческая жизнь. Между людьми не может быть равенства, которое предполагают христианство и коммунизм. Люди — все разные, у каждого свои возможности, таланты, силы. Нельзя достичь равенства, разделив между всеми поровну духовные и материальные богатства. Таким образом их можно только разбазарить. Общество должно быть так устроено, чтобы никто из слабых не оказался без помощи, чтобы никто не злоупотреблял слабостью другого, чтобы суд был справедлив к каждому, как бы он ни был «малозначителен» или «важен» в глазах людей. Все это обеспечивает еврейский Закон. Нет вещи более универсальной, потрясающей и для древнейших времен, и для сегодняшнего дня. Тора не противоречит разумности, рационализму, даже если на каком-то этапе человек не в состоянии понять смысл отдельных вещей.

Кстати, современная наука находит все больше подтверждений тому в иудаизме, что раньше казалось религиозной догмой.

 — В чем сегодня должна состоять наша просветительская деятельность среди неевреев?

 — Прежде я хотел бы сказать, что на протяжении столетий, в условиях галута, еврейский народ был занят борьбой за свое существование, физическое и духовное. На это уходили все его силы. Сегодня в западном мире есть масса людей, которых христианство уже не удовлетворяет. Они не в состоянии найти себя ни в одной из церквей. Мы должны им помочь, выработав на осно-

вании Торы основы веры, нравственности, законы, касающиеся неевреев. Раввины должны быть в состоянии отвечать на их вопросы, помогать им решать проблемы в свете истинного Божественного учения. Ясно, что речь не идет о том, чтобы все эти неевреи приняли иудаизм. Мы не можем удовлетворяться тем, что существуют приемлемые для гоев религии: христианство и ислам. Эти религии были хороши в качестве переходного периода от язычества к вере в Единого. Но они очень далеки от того, чтобы быть истинными.

Решив пройти гиюр, Дан начал к нему готовиться. Тогда еще не существовало специальных ульпанов, которые позже создал главный раввин Израиля рав Горен. И Дану пришлось самому подыскивать себе учителей. Через год с лишним после подачи просьбы в бейт-дин Дан стал евреем. Он начал заниматься в йешиве «Мерказ Га-рав», одновременно учась в университете.

Подрабатывал преподаванием иврита и Танаха на подготовительном отделении университета. Отслужил в армии, в саперных частях. Затем организовал в Кирьят-Арба и в нескольких других местах начальные религиозные школы, в которых Танах, Мишна, история преподаются по созданной им методике, основанной на опыте классических еврейских хедеров и (одновременно) на опыте преподавания гуманитарных предметов в лучших европейских школах.

Сейчас Дан занят организацией йешивы, сочетающей изучение Талмуда, Торы с изучением гуманитарных светских дисциплин.

[1] Псахим 87.

[2] Гитин 586; Сангедрин 96б.

[3] Агарон Гейман, «История танаев и амораев», ч.З, ст. «Раби Акива, сын Йосефа».

[4] Как в трактате Бава Батра 8б.

[5] Напр.: «Сефер гагилгулим», гл.32, а также «Ликутей Тора» и «Таамей гамицвот».

[6] Мидраш Раба, Ваецэ.

[7] Раздел Бо.

[8] Мидраш Раба, Бо.

[9] Ирмеягу 33.

[10] Мидраш Раба, Итро.

[11] Там же, Насо.

[12] Там же, Бо.

[13] Там же, Насо.

[14] Там же.

[15] Там же.

[16] Н. Jansen, Christlijke theologie na Auschwitz, The Hague 1981.

[17] Это наименование я предпочитаю традиционному термину «праведный гер». В этом термине ощущается намек на нечто чуждое, в то время как тот, кто только что вошел в еврейскую жизнь, чье сердце бьется вместе с сердцем народа, не чувствует отчужденности. В то же время можно оправдать и традиционный термин: так же, как Израиль, «святой гой» [Игра слов: гой означает и «нееврей», и «народ» (см. Шмот 19:6; прим. пер.)], все же гой, новый еврей, «праведный гер», все же гер.

[18] См. «Кохав Яаков», изд. «Магнес», Иерусалим, 1994, с. 88 — 91.